Ссылка на оригинал:
http://playbacktheatrereflects.net/2017/04/20/garland-of-flowers-by-jonathan-fox/
©И. Хрусталева, перевод на русский язык, 2018 г.
М. Коробова, редакция, 2019 г.
Н. Сергеева, корректор, 2020 г.
Предисловие
Статья Джонатана Фокса «Цветочная гирлянда» рассказывает о его опыте работы в плейбэк-проекте в Непале. Это страна, в которой он провел два года. Этот период сыграл важную роль в его развитии в молодости (о чем он говорит в своей книге «За пределами театра»). Возвращение в Непал в 2016 году повлекло за собой переосмысление раннего опыта пребывания в этой стране. И этот опыт во многом послужил становлению плейбэк-театра.
Джонатан Фокс является основателем плейбэк-театра, автором книги «Акты служения: спонтанность, осознанность, традиция в театре без сценария». Он является основателем «Центра плейбэк-театра» – международной тренинговой организации. Джонатан Фокс – обладатель степени Доктора наук университета Гассель в Германии (за заслуги в знак уважения).
Статья
Февраль 2016 года: истощен суточным перелетом из Нью-Йорка. Выжил в сильной буре, которую мы застали, когда подлетали к долине Катманду. Мы, наконец, приземлились в аэропорту, который был окутан мраком из-за отключенного электричества. Я бродил, пошатываясь в темноте, и тщетно пытался найти свой чемодан. Блуждал в туманном холле, где мне встретились иностранцы, одетые в молитвенные накидки. Наконец, я расположился в отеле и был шокирован тем, что увидел в зеркале ванной комнаты: истекающий кровью лоб. Где и когда я получил эту рану? В итоге я обнаружил, что это была не кровь, а красное пятно, которое осталось от приветственной церемонии, про которую я забыл.
На следующее утро я проснулся от солнечных лучей и увидел панораму из ярких цветов ступы (монументальное культовое сооружение – прим. переводчика) и крышу с цветами. Когда меня спросили за завтраком: «Чай или кофе?», я гордо ответил понепальски и попытался рассказать официанту, как я выучил непальский язык 48 лет назад, но не смог. Тогда я выдохнул и сказал по-английски: «Волонтерский лагерь мира».
Первый день был днем встреч. Мы пили чай и обсуждали проект плейбэк-театра, курируемый «Берлинским центром комплексной медитации», «Про Паблик» и партнером «ЭнДжиОуэс» в Германии и Непале. Когда я переезжал на такси из одного места в другое, то успевал заметить, как изменился город. Я был шокирован машинами и мотоциклами, пешеходами с масками для лица от загрязненного воздуха и мусором, который был разбросан повсюду. Время было безжалостно к Катманду.
Мы назвали наш проект «Интерактивный диалог». Это была амбициозная попытка применить театр в качестве средства налаживания мира. За последние
десять лет нового столетия около 14000 непальцев погибли во время вооруженных конфликтов. Боевики использовали детей в качестве солдат. Эти бывшие воины, а ныне взрослые молодые люди, боролись за то, чтобы влиться в мирную жизнь.
Программа «Интерактивный диалог» представляет собой «диалог посредников» (фасилитаторов – прим. переводчика), которые проигрывали истории жителей деревни с использованием интерактивного подхода, основателем которого был я.
Организаторы приняли мое предложение быть тренером. Целью было поощрение обоюдного понимания людей в период жизни после конфликта.
В молодости я был волонтером «Корпуса мира», когда правительство США без колебаний отправляло выпускников гуманитарных учреждений на обучение техническим предметам, о которых они ничего не знали, как, например, о современной системе агрикультуры. Предполагалось, что образованный молодой человек из Америки настолько умен и прагматичен, что сможет решить любую задачу. Конечно же, я не мог. В действительности все было иначе. После трех месяцев специального обучения я прибыл в деревню на территории равнин Терай, к которой был прикреплен. В этих местах рос рис. Я не смог увидеть разницу между посаженным пшеном и рисом.
Мое невежество имело несколько иное значение и заключалось в неэффективности работы инфраструктуры и правительства Непала. Зерна и удобрения высшего сорта, от которых зависела моя работа, никогда не давали плодов в регионе, к которому я был прикреплен. И с этим ничего нельзя было поделать в течение двух лет. Непал был самой изолированной и бедной страной из всех, в которые США высылали своих волонтеров, что, конечно, не моглоспасти положение (мы же жили в достатке иполучали по одному доллару в день).
Условия работы были по-настоящему опасными. Погода была очень жаркой. Я был единственным человеком на десятки квадратных метров, который говорил по английски. Мои соратники, что приехали со мной, были в равной степени изолированы друг от друга. Без дела, без товарищей, без помощи кураторов – моя жизнь была постоянным ночным кошмаром. Я выжил в нем только благодаря тому, что успокаивал себя и дурачился наедине с самим собой в надежде, что завтра будет лучше.
Суровое испытание и нелепость моей миссии были причиной того, что я никогда не возвращался в Непал, несмотря на карьеру основателя нового, широко практикуемого театрального метода и путешествия по всему миру. При этом я уже долгое время осознавал, что начало моей карьеры каким-то образом было заложено именно в Непале. Я избегал возможности возвращаться сюда в качестве туриста, чтобы вновь не переживать тот опыт жуткого неравенства 60-х годов. Я не мог справиться со своим главным позором, который заключался в том, что США выбросили меня в деревне Непала и ожидали от меня изменений жизни местных жителей.
Я купил сандалии в маленьком открытом магазинчике, когда вернулся на шумные улицы Катманду. Я обсуждал цены на своем непальском, который постепенно вспоминал, покачивал головой из стороны в сторону, что означало «да» по-непальски. Я замечал цвета и запахи, которые не изменились спустя полстолетия. Все это оживляло меня. Снова в Непале! «Намасте!» — говорил я каждому в гостинице. Я смотрел на шарфы молящихся, которыми приветствовали меня мои новые коллеги. Молитвенные повязки были заботливо повешены на спинку стула и источали радость. Как долго я ждал вескую причину, чтобы вернуться сюда и это наконец-то произошло.
Плейбэк-театр является чем-то бóльшим, чем способом развлечения. Иногда билеты на перформанс плейбэк-театра продаются в театральных кассах, но в основном действо происходит на площадках, которые подходят конкретному сообществу. Импровизационная основа плейбэк-театра (актеры играют истории, которые рассказывают зрители) требует сонастройки с каждым новым местом и с каждой новой группой людей. Это не то же самое, что я наблюдал на фестивале перформансов в Непале, где культурное событие деревни зависело от капризов погоды и других местных условностей. Существовали и иные, более очевидные обстоятельства, которые связывали открытие плейбэк-театра как такового с моим первым пребыванием в Непале. Природа плейбэк-театра связана с повествованием историй рассказчиками. И моя жизнь в деревне Санвел, в которой меня окружали по большей части неграмотные люди, не стоила бы ничего, если бы я не погрузился в культуру, в которой каждая произносимая речь была перформансом и была тесно связана с личностью говорящего.
Я уже что-то знал об этом явлении со студенческих времен, когда впервые прибыл в Непал. Конечно же, существовала большая разница между тем, что я учил (когда читал в библиотеке «Повесть о Гильгамеше») и тем, с чем столкнулся в реальной жизни. Проект «Интерактивный диалог» состоит из двух уровней и организован в основном людьми, которые в нем участвовали. Одна треть из них была представлена артистами из Катманду. Они выучили основы плейбэк-театра, чтобы наладить диалог с местными посредниками – представителями групп бывших военных и членами сообщества, которые будут давать перформансы в деревнях, которые являются территориями бывших театров военных действий.
На второй день пребывания в стране один из актеров театра спросил меня: знаю ли я слова «Бханнелааи пхулако мала». Эти слова часто произносятся в конце рассказанной истории. В переводе они означают: Рассказчику – гирлянду цветов Аудитории – золотое ожерелье Пусть наша история дойдет до небес И возвратится, чтобы быть рассказанной вновь. Я был поражен. Это короткое стихотворение резюмировало всю работу моей жизни! Я не знал этого слова: «Бханнелааи». Возможно, я знал его раньше, но потом забыл? «Позвольте нам рассказать о выбранном нами названии плейбэк-театра Непала», — сказал актер театра. Они перебрали разные названия и обнаружили связь между традицией чаутари* и театром плейбэк. Чаутари – это специальные места для путешественников, в которых они могут отдохнуть и освежиться. В гористой стране, в которой часто отсутствуют дороги между поселениями, большинство торговых точек было основано спонтанно во время пеших переходов.
Деревенские жители высаживали деревья пипайю и баниан* (потом «женили» их с соблюдением специальной церемонии) и строили каменную ограду вокруг деревьев для прохожих, которые могли посидеть на ней. Такие чаутари расположены по всей стране на равнинах Непала Терай. В этом регионе была деревня, в которой я жил в те давние времена. Чаутари были и на холмах, которые известны не только как места для отдыха, но и как беседки, где можно было поговорить, расслабиться, поделиться своими историями. В связи с этой традицией плейбэк-театр в Непале был назвал Чаутари Натак** или театр Чаутари.
Я обернулся и увидел раскидистое дерево баниана, которое росло напротив веранды дома, в котором я жил. Должно быть это чаутари! Я взял с собой камеру во время моего второго визита в Непал и случайно наткнулся на запись, которую сделал когда-то: «на сегодняшний день я не сделал ни одной фотографии здешних мест, но как только обустроюсь – обязательно сделаю». Так я и не сделал ни одной фотографии тогда. Нет ни одной фотографии баниана и мазанки, в которой я спал; общественной водокачки, в которой мылся; дома, в котором делил трапезу с приютившей меня семьей; людей, которые глазели на меня, когда я занимался бытовыми делами.
Слова так и сыпались из уст. Порой трудно было уловить их смысл, но ход событий был ясен. «Ей был только один год», — сказал рассказчик на моем первом тренинге. «Ее мать дала ей дольку апельсина. Потом малышка подавилась косточкой, от чего у нее начался приступ удушья. Мы не смогли вытащить косточку. Не было возможности вызвать скорую помощь из-за политических демонстраций. Мы достали машину, чтобы отвезти ее в местную больницу, но дороги были заблокированы демонстрантами. Когда мы попали в больницу, то оказалось, что больничное оборудование не было достаточно хорошим. Мы должны были отвезти ее в Катманду, что было в семи часах езды от нас. Все это время она едва могла дышать. Мы наконец-то прибыли, но было слишком поздно. Мы потеряли ее».
Лицо рассказчика было красным. Он пристально смотрел на актеров, которые играли его историю. Он был организатором нашего проекта, воспользовался случаем и рассказал свою историю. Человек, который благодаря внушительным навыкам организатора доводит любое дело до конца, был беспомощен в деле сохранения жизни члену своей собственной семьи. Коллега, которая была хорошо знакома с ним, сказала мне после тренинга, что была рада слышать, что он рассказывает свою историю, так как он переживал ее внутри себя с тех пор.
Организаторы проекта попросили меня провести два тренинга. Один – с артистами театра. Местом проведения тренинга выбрали горную вершину Катманду с прекрасным видом на холм и высокие долины (где была рассказана история про девочку). Другой тренинг провели для группы координаторов в районе Терай (город Бутвал), в центре одной из конфликтных зон. Я знал Бутвал, так как он располагался вблизи деревни Санвал, в которой я жил тогда. Это был один из городов, в который я отправлялся подстричься или перекусить (он находился в 15 милях). Какое совпадение! «Нам нужно идти в Санвал и даже показать там перформанс!» — сообщили мои новые друзья. Я колебался. Как это пройдет? Кто меня вспомнит по прошествии такого количества лет? Кому это будет нужно? «Тик хола*», — ответил я вежливо, покачивая головой по-непалийски, что в переводе означает «может быть». Для тренинга в первую неделю была выбрана хорошо освещенная комната, с видом на холмы. С одной стороны комнаты висела яркая цветная ткань, которая развевалась на ветру. Это позволяло закрыть пространство стены, которая была разрушена чудовищным землетрясением 2015 года. Следы землетрясения были видны повсюду: в возвышающихся зданиях и дорогах. По имеющимся сведениям, почти год спустя все еще выделялись средства на восстановление города. Это было прекрасное место для практики плейбэк-театра, несмотря на легкий ветер, который дул со стороны отсутствующей стены. По мере погружения в работу я начинал осознавать насколько новой плейбэк-практика была для актеров и сколько еще предстояло им узнать. В момент сомнения я вспомнил историю создания проекта «Игровой диалог». Предложение о сотрудничестве пришло от Энн Дирнсторфер, в то время как Про Паблик был местным партнером. На протяжении долгого времени она была работником Мира в Непале, а также практикующим театральным деятелем с опытом работы в «Театре угнетенных». Она была первой из иностранцев в Непале, кто столкнулся с идеей плейбэк-театра. Она узнала о плейбэк-театре еще больше, вернувшись в Германию, где на тот момент существовало активное плейбэк-движение. Впоследствии она набрала плейбэк-практиков из знакомых – работников Мира, которые работали с ней в качестве тренеров плейбэк-театра. Они также обучали театральных артистов в Непале за год до моего приезда.
Финансовая поддержка проекта «Игровой диалог» поступила от правительства Германии через программу помощи иностранным государствам «СиЭсЭсПи» (CSSP) – организация, чья деятельность посвящена международному миротворчеству. Эта организация, в свою очередь, пригласила к участию Про Паблик.
Был ли я обманут однажды, когда присоединился к Корпусу Мира? Сейчас моя работа заключается в проведении двух тренингов. Но тренинги часто были этакими «бигмаками»* среди подобных международных программ. Они просты в подаче и выполнении, просты в усвоении и часто малосодержательны. Когда я обучал искусству плейбэк-театра в Бурунди (еще одна бедная страна, которая живет в нужде), я узнал от своих учеников, что у них был мастер-класс по рассказу историй** за неделю до моего визита. Также они посетили тренинг по разрешению конфликтов за две недели до моего приезда. «Сколько люди заплатили за мой тренинг?» — спросил я у Анны. Я знал, что во многих случаях реальной причиной участия местного населения в подобных программах являются пособие и еда.
«Только за перевозку», — ответила она. Анна объяснила, что отказ от предоставления стипендии мог быть единственной действенной мотивацией. Я знал, что помощники, которые участвовали в программе, являлись волонтерами, пусть даже и тщательно отобранными. Это меня успокаивало. По мере того, как я все больше узнавал информации от Анны, я все больше уважал ее за чуткость и этичное отношение. Анна работала и занималась научной деятельностью в Непале большую часть сознательной жизни. Ее отношения с жителями Непала длились очень долго. Она хорошо знала их культуру и язык. Ее беспокоили вопросы, которые касались выживания. Она радела за помощь в строительстве мира. Эти же цели преследовал и я. Я размышлял над тем, как еще можно способствовать распространению идеи благополучия на безвозмездной основе наравне с уже существующей коммерческой деятельностью в рамках сверх оснащенного связями современного общества. Я напомнил самому себе, что даже в нашем современном мире плейбэк-театр редко живет только на основе рыночной экономики. Плейбэк-театр поддерживается также грантами и волонтерской работой.
Даже если бы проект «Игровой диалог» пригласил иностранных тренеров провести работу не на территории местного населения, все же изначально целью программы было вовлечение в нее жителей Непала. Несмотря на недавние представления плейбэк-форм перформерами, жители деревни сразу же ответили бы на приглашение быть рассказчиками во время перформансов, даже если бы пришлось рассказывать самые глубокие истории. Более того, их соседи также проявили заинтересованность в программе.
«Бханнелааи пхулако мала». Цветочная гирлянда рассказчикам и зрителям – золотые гирлянды. Я решил, что буду все делать наилучшим образом во время осуществления проекта, непрестанно быть с открытыми глазами и ушами.
На пути из аэропорта Байрава в Бутвал (место нашей второй встречи) наша машина сломалась. «О, нет», — подумал я и представил долгую задержку на пыльной дороге (в тот момент мы находились на равнинах Терай, где было очень жарко). Однако через 10 минут мы уже были в пути. Я сидел на переднем комфортном месте, так как имел статус основателя плейбэк-театра, чего никак не могло быть в то время, когда я был одним из девятнадцати волонтеров. Мы ехали тогда в похожем джипе по этой же дороге.
Даже когда второй тренинг проходил в отеле высокого класса в городе Бутвал, эта площадка была далека от тех стандартов, к которым я привык. Она была слишком длинной и узкой, пол был слишком твердым, а температура слишком высокой (там работал кондиционер, но только в то время, когда было электричество). Тем не менее, я привык к этим условиям в течение дня.
Один из непалийских тренеров, ныне действующая актриса в столице, выходец из жителей Тару племени Терай, которое часто унижалось высшей непальской кастой, рассказала историю. История была о ее решении пойти в школу: «Мы были очень бедными. Я спросила у старших о том, могу ли я начать ходить в школу вместе с другими детьми. Они все в один голос сказали, что моей работой было пасти овец, а не ходить в школу. Мне было всего 5 лет, но все уже было решено за меня. Я продолжала преследовать их. Наконец моя мама сказала, что если бы у нее были деньги (нам нужно было 5 рупий, около 5 центов США), чтобы заплатить учителю, то, возможно, я могла бы пойти. В конечном счете, она смогла достать деньги благодаря продаже риса на фестивале. Потом мне нужно было найти подходящую одежду. Я утащила у старших братьев рубашку и переделала ее в школьное платье. Все это стоило больших усилий, но я сделала это». Она замолчала. «Это не конец истории, конечно. Каждый год я была первой в моем классе».
У меня было примерное представление о том, как каждый день я мог добираться до Непала. В то время в деревне, где я жил, не было электричества, воды в кране, асфальтированных дорог и ничто не помогало в борьбе с крысами, которые жили в нашем квартале. Я понял: чтобы выжить, не нужна обувь, не нужно покоя и тишины, трехразового питания в течение дня; обогрева и проветривания помещения тоже не нужно; не нужно даже чистой воды. Я пришел к выводу о том, что можно комфортно жить в достаточной близости к земле и ее естественным ритмам, что в свою очередь вносило равновесие в замкнутость деревенской жизни.
После поездки в Непал я намеренно поставил себе цель отказаться от условий комфорта. Я увидел что-то позитивное в жизни, которая требует простоты; в ежедневном решении проблем; в выработке выносливости в преодолении жизненных трудностей. Когда я выглянул из окна моего отеля и увидел падающие блестящие капельки послеполуденного ливня, то задался вопросом: мог ли мой опыт далекой азиатской деревни стать искрой, из которой зародился современный театр в Нью-Йорке? Театр, в котором актеры снова и снова начинают с нуля каждый раз, когда рассказывают историю; сталкиваются с вызовом и воплощают в интеллектуальной и эстетической форме жизнь «обычных людей»? Плейбэк-театр был воплощением в миниатюре «бедного» театра — театра, который не требовал тщательного продумывания и костюмов.
Однако он требует многого от актеров. Аудитория и рассказчик чувствуют, когда актеры теряют сердце истории. Когда же кто-то из перформеров улавливает сердце истории, то чувствуется, что есть ответ на брошенный вызов и случается спонтанность непредугаданного момента. (Ощущение вознаграждения является одним из фундаментальных человеческих чувств. Это чувство является одной из основных причин, почему участники театральных плейбэк-театров годами остаются в одних и тех же командах).
Моя нынешняя командировка скорее представляла собой что-то вроде дани уважения, хотя и тень колониальной системы могла напомнить о себе. Я почувствовал благодарность к культуре, которая преподала мне урок, постигнутый в трудностях и лишениях, и которая вдохнула в меня идею, основанную на творчестве и мужестве.
Когда я пытался вспомнить подробности опыта тех лет, то они были трудноуловимы для меня. Я вспомнил, что принимал пищу с семьей, но забыл их имена (и не записал их тогда). Я вспомнил, что они заставляли меня есть на веранде, потому что я не принадлежал к высшей касте индусов Хинду. Я не помню сколько я платил, но я помню насколько скромной была еда. Молодая жена, которая готовила еду, держалась на расстоянии от меня. И несмотря на мое дикое одиночество и любовь детей ко мне, я знал, что нужно сохранять дистанцию по отношению к пяти девушкам, которые жили в этой семье. Я вспомнил, что мое появление в деревне вызвало противоречия, но не помню почему. Вспомнилось что-то про дом (однокомнатная грязная лачуга), который они обещались построить, а потом не успели. Они содрали тогда с меня за него деньги. Был ли я заложником двух политических группировок?
Проект «Игровой диалог» и плейбэк-театр (как инструмент) основаны на веровании, что представление личности через повествование истории имеет практическую значимость. В одном из случаев, который упомянут в отчетах о проекте, женщина рассказала историю о том, как потеряла свою замужнюю сестру, когда рассказчица была ребенком. Потом сама вышла замуж за супруга ее сестры, который был намного старше ее. Вскоре после свадьбы его убили на войне. Она стала в одночасьеединственным родителем двух пасынков. Она говорила о своем одиночестве и заботе о детях, несмотря на изначально присутствующее сопротивление злосчастному союзу. Соседи относились с подозрением к молодой женщине. Однако после проигрывания ее истории они по-другому начали смотреть на нее. В итоге соседи решили поддержать женщину.
Энн Дирнсторфер увидела совпадение в близком расположении места проведения нашей встречи к деревне, в которой я жил в свой первый приезд в Непал. Сотрудники «Про Паблик» посетили Санвел. Местные лидеры с готовностью приняли идею перформанса. Таким образом, в наш последний день тренинга мы отправились в получасовое путешествие (теперь уже по асфальтированной дороге). Автобус сломался только два раза и его быстро починили. Студенты, полные энтузиазма, пели и танцевали в автобусе. Санвел (теперь это город на автомагистрали Восток-Запад) полностью изменился.
Вместо места без магазинов он превратился в город с дюжиной магазинов. В городе даже была площадка, на которой можно было проводить перформансы. Я вышел, пока студенты готовили площадку для перформанса. Я рассказал одному старому жителю, которого встретил, свою историю по-непалийски. Я сказал ему, что жил здесь 48 лет назад. Меня рекомендовали сюда по части работы с сельским хозяйством. Я принимал пищу с семьей. Я не помню их имен. Их отец был деревенским брамином, ученым мужем. «Это был Паудель?» — спросил он. «Да!» — внезапно ответил я. Я полагаю, что это мог быть Паудель. Мужчина подошел к женщине младше его по возрасту.
Она достала мобильный телефон и позвонила. Перформанс начался. Во время выхода актеров звучала песня. Играл музыкант. Актеры встали перед зрителями. Кондактор произнес вступление. Совершался ритуал плейбэк-театра. Вскоре зрители начали делиться своими историями. Актеры играли. Чем дальше, тем лучше. Мне было интересно: сможет ли команда актеров замотивировать и держать зрительный зал до конца представления? Это был первый мой открытый перформанс в Непале. В плейбэк-театре понятие общей безопасности работает следующим образом: зрители, которые не понимают, что происходит на перформансе, и те, кто не хочет рассказывать истории, просто не делятся своими впечатлениями. Затем энергия падает. Я бы не удивился, если бы увидел это на перформансе. Тем не менее, рассказчики выходили вновь и вновь по мере продолжения перформанса. Истории рассказчиков с каждым разом были все глубже и глубже, что было явным признаком успеха проведения перформанса.
Стало очевидно, что искренность диалога фасилитаторов, которыми были волонтеры из таких деревень как Санвел, в совокупности с их природной творческой составляющей и знанием местной культуры, помогли осуществить идею плейбэк-театра во время перформанса. За всем этим стояло мое волнение. Я повернулся и там была она: молодая мать, которая готовила мне тогда. У нее было все то же угловатое лицо, но уже обладавшее иной красотой. Она была светловолосой, как и я. Мы сразу же узнали друг друга. С ней стояла одна из дочерей. Ей было менее 10 лет тогда. Сейчас – 60. Ее я тоже узнал. Они подарили мне большую охапку цветов, которые они сорвали в своем саду. У меня не было времени для разговора. Просмотр перформанса был редким опытом для меня. Все мои руки были заняты цветами. Я зарделся от эмоций, причиной которых были два человека рядом со мной. Я никогда не ожидал увидеть их снова. Что могло бы произойти, если бы мама Паудель и я рассказали бы друг другу историю на перформансе в Санвеле? Может быть каждый из нас удивился бы? Может быть я лучше бы понял ее ситуацию тех прошлых лет? (Так как мое появление в Санвеле было поводом проведения перформанса, то кондактор мог бы пригласить нас обоих в качестве рассказчиков на самом деле, но кондактор этого не сделал). Я мог бы узнать, что эта молодая мать пятерых детей могла возмутиться тому, чтобы готовить еду два раза в день для меня по приказу ее мужа. Или же она сопротивлялась приказу ее мужа, который запрещал ей давать мне еду, чтобы они могли сэкономить большие деньги, которые я им платил. Быть может она в тайне наслаждалась появлением в ее доме экзотического иностранца.
В конце перформанса, чему я удивился, меня попросили обратиться к публике. Разговаривать по-непалийски для меня оказалось просто. Я рассказал, насколько я был счастлив, что вернулся в это место, где я жил почти 50 лет назад, и как прекрасна была природа вокруг. Я поблагодарил семью Паудель за то, что они обо мне заботились в то время.
Чуть позже мы прогулялись к их дому (у них стоял новый дом на том же месте). По дороге мы разговаривали. «Вы так прекрасно ладили с детьми», — сказала уже нынешняя бабушка. Я помнил только то, что держал дистанцию с детьми. «Вы всегда были так вежливы и говорили, что еда была хорошей», — сказала она. Мне запомнилось только разочарование во время приема пищи, которую я ел на веранде и монотонность одних и тех же блюд день за днем. «Вы принесли нам семена цветной капусты. Мы были первыми, у кого они появились». Этого я не помнил в принципе. «Она все время говорила нам о вас», — сказала внучка. Что она могла про меня говорить? Мы никогда с ней не общались!
«Я сказала им, что однажды вы вернетесь!» — сказала ее бабушка.
Мы были всего лишь двумя незначительными игроками в незначительном международном обмене в миниатюре. Мы были едва способны к общению друг с другом. И вот мы здесь после стольких лет. У каждого такие теплые чувства друг к другу. Анна — организатор, учитель, посредник — выглядела счастливой. Наши миры по-видимому не были настолько неотвратимо далеки друг от друга.
Я воспользовался возможностью посетить Ламбини перед тем как улететь из города Бутвал (регион Бхайрава). Это место известно тем, что там родился Будда. Широко известное дерево Будды тихо стояло в центре большого зеленого парка, который грациозно нес отпечаток вековых его почитаний. Пели птицы. Светило солнце. Монахи в ярких оранжевых одеждах сидели вместе и молились. Я думал об историях, которые услышал в этот раз. О силе и слабости родителей, о преодолении препятствий, часто непреодолимых, о жизнях, которые были коротки и жизнях, в которых удалось реализовать себя. Об опасности косточки апельсина и обещании пойти в школу. О жителях деревни, которые смогли, наконец, принять вдову. О прошедших годах и о возможности, которая есть у каждого из нас. Рассказывать. Слушать. И отобразить в игре истории, чтобы вновь их рассказать, где бы мы ни были на нашей общей Земле.
*Bhannelaai phulako mala
** chautari
*** bal tree. Их сажали вместе и получалось bal tree – прим. переводчика
**** Сhautari Natak
Tik hola
* еда в Макдональдс. Состоит из простых котлеты и булки – прим. переводчика
* сторителлингу – прим. переводчика
** пандитом — титул используется в Индии в обращении к уважаемым людям
– прим.переводчика
